Анна Флеминг о мистере Во: 007 In Depth: Waugh Bonds

[underhill]

Дошли руки перевести вот эту вот запись об Анне Флеминг и мистере Во. Несколько небольших кусков, где про Ивлина совсем ничего нет, поленилась трогать, простите.
Да, это именно отсюда про ведьму из Соммерсета

В отличие от многих писателей остросюжетных книг его времени, Ян Флеминг вращался в литературных кругах. Среди его друзей числились Сомерсет Моэм, Ноэль Ковард, Сирил Конноли и некоторые другие известные писатели. Часть этих отношений были выкованы во время Второй мировой войны, или через его работу на The Sunday Times, тогда как другие завязались при помощи его супруги Анны, на которой он женился в 1952 году, после её развода со вторым мужем, пресс-магнатом Эсмондом Хармсвортом, вторым виконтом Ротермирским.
За время брака с Хармсворотом, Анна превратила свой дом в «ведущий политико-литературный салон Лондона». После свадьбы с Флемингом – и частично как последствие брака – она стала близким другом Ивлина Во, автора «Возвращения в Брайдсхед», «Пригоршни праха», «Упадка и разрушения» и многих других рассказов. В 1973 году Анна Флеминг написала очерк о своей дружбе с ним для книги «Ивлин Во и его мир» под редакцией Дэвида Прайс-Джонса (Weidenfeld & Nicholson), которое было опубликовано в The Times за несколько недель до выхода книги. Это очаровательный очерк, который раскрывает перед нами не только Во, но и совместную жизнь Анны и Яна Флеминга.
Она начинает свое эссе с рассказа, как началась её дружба с Ивлином Во. Когда она вышла замуж за Яна в марте 1952 года, она чувствовала себя хрупкой, последовав за своим сердцем, но поломав при этом все «законы и обеты». Она также беспокоилась как её друзья, семья и общество в целом отреагируют на ей новое замужество. Именно тогда она получила первое письмо от Во:
«Оно содержало листок виторианской бумаги для валентинок, обильно украшенной колокольчиками, голубями и херувимами с одним коротким предложением, «Радуюсь вашему бегству из рук Эсмонда»
Сбитая этим с толку, она написала, чтобы попросить объяснения. Мистер Во, будучи непреклонным католиком, объяснил, что, так как Эсмонд Ротермирский был прежде разведен, он чувствовал, что Анна живет с ним во грехе. Но теперь – несмотря на её развод с Ротермиром – она обрела благодать. Отставив в сторону странную логику, Анна по достоинству оценила настрой, и вскоре эти двое стали близкими друзьями, встречаясь и активно переписываясь до самой смерти Во в 1966 году. Они разделяли очень сдержанный юмор, временами жестокий, и с наслаждением сплетничали об общих друзьях и знакомых, обмениваясь остротами. Они часто обедали в Ритце, любимом ресторане Во, который он всегда называл «Мраморный зал». Это были отношения, писала Анна, которые не принесли «ничего, кроме радости».
«Ивлин предпочитал вести себя степенно, он редко смеялся вслух, а улыбка его была очень приятной. Он был великим комиком, а в некоторые моменты напоминал Чарли Чаплина, маленького человека, объект насмешек. Мне сложно понять, почему столь многие боялись его – возможно, потому что он не мог удержаться от атак на претенциозность и все формы трусости. И, надо признать, что иногда ему нравилось просто атаковать».
Если Во чувствовал, что кто-то глуп или несет чушь, рассказывает Анна, он просто «страшно смотрел на них», его голубые глаза округлялись, взгляд становился пристальным, после чего он громко говорил, повернувшись к ней: «Время отправиться в Мраморный зал». Анна была удивлена, что этот простой трюк вводил в замешательство любого, на ком Во его пробовал и думала, не практиковался ли он перед зеркалом. Мистер Во также мог быть шокирующе неуместным:
«Однажды Во пригласил меня, чтобы выразить сочувствие по поводу смерти моего сына, скончавшегося незадолго до этого в возрасте шести недель. Заблаговременное сообщение из Уайтс предупредило меня, что Ивлин говорил: «Я должен принять забавный вид чтобы утешить её». Эти новости были болезненно восприняты, и Лора, видя, что что-то не так, сказала: «Когда Ивлин пребывает в одном из своих дурных настроений, мы отсылаем его в Сомерсет, к ведьме, которая плюёт на него».
В своих письмах Анне мистер Во также был беспощаден:
«Большая часть ругательств и презрения в его переписке была посвящена моим друзьям, Питеру Куиннелу, Люсьену Фрейду, Стивену Спендеру, Алистеру Форбсу. Не считая Сирилла Коннолли, которому доставались отголоски привязанности, они были известны под общим названием «старые консерваторы».
Хотя она не упоминает об этом, многие из этих самых «старых консерваторов» с сомнениями относились к романам её мужа. В своей биографии Флеминга, Джон Пирсон обсуждает растущую неуверенность Флеминга в своих творениях:
«Из всех расстройств и огорчений, которые обрушились на Флеминга весной 1955 года, худшим, вероятно, было растущее подозрение что он выставил себя дураком из-за Джеймса Бонда. Прежде он этого не чувствовал: прекрасные отзывы, энтузиазм важных друзей, таких как Моэм и Пломер, казались достаточной защитой от насмешек – никто не смеётся над успехом. Но после того как «Лунный гонщик» был опубликован и Америка выказала столь громкое безразличие к подвигам Джеймса Бонда, его создатель был уязвлён убеждением, что, помимо нескольких преданных друзей, никто – во всяком случае, никто из тех, кто имеет значение, а это включало Анну и её круг – не принимает его произведения всерьёз. Как-то раз, вернувшись на площадь Виктории, он застал Сирилла Коннолли, устроившего импровизированное чтение последних приключений Бонда всем собравшимся друзьям Анны. Это было очень смешно, и Флеминг был единственный, кто не смеялся»
…
В феврале 1955, Во гостил у Флемингов на Ямайке и, как ни странно, стал помогать Яну с «Бриллиантами навсегда», над которыми тот в то время работал:
«Несмотря на наши усилия, воцарилась скука, Голденай (поместье Флемингов) мог предоставить мало человеческого материала столь необходимого автору. (Во) был отправлен в Кингстон, к знакомым, в гостиной у которых стоял бар, украшенный бокалами с выгравированными на них сомнительными шуточками. Визит был хорошей идеей. Католический епископ был заманен на коктейли, напился, упал с барного стула и потерял своё кольцо. Ивлин вернулся в Голденай очень вдохновлённый ужасами Кингстона. Все последующие дни, которые он провёл у нас, он развлекался тем, что заставлял Яна снова и снова переписывать все существующие любовные сцены Бонда. «Автор», - он постановил, «должен находиться в состоянии чувственного волнения, когда он пишет о любви». Яну было запрещено пить, пока его настроение не оценивалось как правильное.»
…
Не смотря на горе и растущую горечь, её дружба с Во всегда утешала её:
«Когда Ян умер, письма Ивлина были исполнены заботы и понимания, более чувствительного и доброго друга нельзя было пожелать. Если кто-то из наших знакомых становился вдовцом, даже едва ли мой поклонник, приходила открытка, предостерегающая в отношении брака. Одно гласило: «Я знаю, Осберт Ланкастер овдовел, было бы очень неблагоразумно выйти за него замуж».
Но теперь Во умирал сам, и был огорчён положением дел в мире, и в частности в католической церкви:
«Изменения в Мессе ужасно его расстроили, также как и визит Папы в Америку. С былым легкомыслием, зная, что мой сын Каспар испытывает слабость к огнестрельному оружию, Во написал, предлагая ему деньги за то, что тот поедет в Нью-Йорк и застрелит Папу».
К сожалению, Каспар Флеминг становился все более одержимым огнестрельным оружием и покончил жизнь самоубийством в 1975 году. Энн, поражённая горем еще раз, умерла от рака в 1981 году. Ее эссе о Ивлине Во – мимолётный взгляд на её жизнь с Яном Флемингом, а также на обстоятельства и общество, в котором он создал одного из самых известных персонажей популярной фантастики.