Why does everyone except me find it so easy to be nice?
Написал пост у себя, но ничего же потом у себя не найду, пусть лежит здесь 
Второе издание "Брайдсхеда" вышло в 1959-1960 году, и к этому времени Во во многом изменил свой взгляд на эту книжку. О это хорошо знакомое чувство, что неновая работа уже не так хороша)
Вот что он пишет в предисловии:
Здесь я хочу не вовремя оговориться относительно своих переводов. Я прекрасно знаю им цену и ни коим образом не претендую на соперничество, в частности, с Бернштейн. Я очень плохой переводчик, перевожу я только для того, чтобы благосклонному читателю материалы были более доступны. И я очень прошу тех, кто возьмёт на себя труд читать мои переводы, но кто при этом не читал Во по-английски, помнить, что, в отличие от меня, наш автор не был ни в малейшей мере косноязычным, напротив, был точнейшим и изысканнейшим стилистом.
Ещё у меня нет текста Бернштейн под рукой с тех пор, как он исчез с либры, и я по нему не скучаю (священные и богохульные воспоминания my ass! извенити), но заранее прошу прощения за гипотетическое отсутствие цитат из него.
Возвращаясь к "Брайдсхеду" и собственно заглавию. С заглавием проблемы. По-русски нельзя сделать "Брайдсхед" подлежащим, а ведь именно в этом – ключ ко всему дальнейшему. В книге нет никакого личного деятеля, есть Бог и есть Брайдсхед: здание как нечно созданное человеком в отношении к "одной отдельно взятой семье" как созданной Богом; замок, который перебрали по камню и перенесли на новое место в отношении к судьбе Чарльза, который приходит от полного неверия к полной же вере; замок, который перестал быть, но остался замком, и человек, который остался собой – грешным, несовершенным, выключенным из мира, и всё же преобразился.
Книжка имеет подзаголовок "the sacred and profane memories of Captain Charles Ryder", и здесь задано совсем не то противопоставление, которое, возможно, по требованию идеологии вписала сюда Бернштейн. Это противопоставление, о котором через пять лет после второго издания "Брайдсхеда" такую умную книжку напишет Мирча Элиаде: сакрального и профанного (в современной религиоведческой терминологии), то есть священного и мирского. Священного так, как для нас священны воспоминания о бабушке с дедушкой или день Победы; мирского как лишённого этого волшебного свойства, делающего предмет "собой и чем-то ещё".
Думаю, словом, перевод "воспоминания о священном и мирском" был бы не в пример уместнее; хотя не стали ли некоторые воспоминания сакральными для Чарльза? Почитаем – увидим.
Второе издание "Брайдсхеда" вышло в 1959-1960 году, и к этому времени Во во многом изменил свой взгляд на эту книжку. О это хорошо знакомое чувство, что неновая работа уже не так хороша
)Вот что он пишет в предисловии:
Это было унылое время, когда мы были многого лишены и чувствовали надвигающуюся беду, время, когда ели сою и говорили на бейсик-инглише, поэтому книга вышла насыщенной этакой ненасытностью, стремлением отведать лакомств и выпить вина, тоской по блеску недавнего прошлого, жаждой высокопарного и роскошного языка. Теперь, на сытый желудок, это кажется мне дурновкусием.
Здесь я хочу не вовремя оговориться относительно своих переводов. Я прекрасно знаю им цену и ни коим образом не претендую на соперничество, в частности, с Бернштейн. Я очень плохой переводчик, перевожу я только для того, чтобы благосклонному читателю материалы были более доступны. И я очень прошу тех, кто возьмёт на себя труд читать мои переводы, но кто при этом не читал Во по-английски, помнить, что, в отличие от меня, наш автор не был ни в малейшей мере косноязычным, напротив, был точнейшим и изысканнейшим стилистом.
Ещё у меня нет текста Бернштейн под рукой с тех пор, как он исчез с либры, и я по нему не скучаю (
Возвращаясь к "Брайдсхеду" и собственно заглавию. С заглавием проблемы. По-русски нельзя сделать "Брайдсхед" подлежащим, а ведь именно в этом – ключ ко всему дальнейшему. В книге нет никакого личного деятеля, есть Бог и есть Брайдсхед: здание как нечно созданное человеком в отношении к "одной отдельно взятой семье" как созданной Богом; замок, который перебрали по камню и перенесли на новое место в отношении к судьбе Чарльза, который приходит от полного неверия к полной же вере; замок, который перестал быть, но остался замком, и человек, который остался собой – грешным, несовершенным, выключенным из мира, и всё же преобразился.
Книжка имеет подзаголовок "the sacred and profane memories of Captain Charles Ryder", и здесь задано совсем не то противопоставление, которое, возможно, по требованию идеологии вписала сюда Бернштейн. Это противопоставление, о котором через пять лет после второго издания "Брайдсхеда" такую умную книжку напишет Мирча Элиаде: сакрального и профанного (в современной религиоведческой терминологии), то есть священного и мирского. Священного так, как для нас священны воспоминания о бабушке с дедушкой или день Победы; мирского как лишённого этого волшебного свойства, делающего предмет "собой и чем-то ещё".
Думаю, словом, перевод "воспоминания о священном и мирском" был бы не в пример уместнее; хотя не стали ли некоторые воспоминания сакральными для Чарльза? Почитаем – увидим.